Мир, спасенный нашей страной от фашизма, помнит и никогда не забудет
мужество и героизм советских людей, поднявшихся на смертный бой с
гитлеровскими захватчиками. В той битве наши люди не щадили себя, отдавали
жизни за Родину, за свободу нашего и других народов планеты.
Раскаленный шар оранжевого солнца медленно оседал за темневшие на
горизонте холмы левобережья Стыри. Угасал субботний день 21 июня 1941
года.
С большой высоты едва заметным темным крестиком к полигону 46-го
истребительного авиационного полка, над которым скоростной бомбардировщик
буксировал мишень-конус, устремился тупоносый короткокрылый истребитель.
Словно раскололось разорванное грохотом двигателя небо. Полыхнул
позолотой, отразив солнечный луч, ветровой козырек «И-16». Переворот через
крыло. Пикируя, он сближался с мишенью. Доворот. Едва слышный, на землю
донесся дробный перестук бортовых пулеметов. Взревев мотором, «И-16»,
переломив траекторию полета, рванулся ввысь. Восходящая «бочка». Вновь
переворот. Доворот на «горке». Огненные плети трасс почти в упор стеганули
мишень.
— Отличная атака, молодец! — оторвав от глаз бинокль, повернулся к
командиру полка Ивану Подгорному полковник, инспектор из Москвы.
— В воздухе старший лейтенант Иванов, — довольно ответил майор.
Кто-то из стоявших рядом авиаторов заметил: «Не близко ли летчик в
момент атаки подошел к мишени?»
Отодвинув папку с плановой таблицей полетов, в которой фамилия
командира звена Ивана Ивановича Иванова стояла последней на сегодняшний
день, полковник ответил:
— Близко? Конечно, есть у нас, руководства, наставления, инструкции.
Нарушать их никому не рекомендую. Но каждый военный летчик просто обязан
обладать творческим мышлением. Без этого нельзя представить себе
истребителя, подчас в доли секунды решающего в воздухе боевую задачу.
Он с силой сжал металлические поручни площадки полигонной вышки.
Задумался... Солнечный проблеск высветил на его гимнастерке орден Ленина и
три ордена Красного Знамени. Возможно, вспомнилось ему расколотое огнем
небо Испании. Или всплыли в памяти изнурительные, с восхода до заката
солнца, воздушные бои над Китаем и монгольской рекой Халхин-Гол. Быть
может, в своих думах он перенесся в совсем недавнее — стылое небо над
Карельским перешейком, где он, Иван Иванов и другие пилоты сражались с
белофинскими летчиками и их наемниками.
Полковник знал: опыт воздушных боев последних лет с неотразимой правдой
подтверждал — истребитель обязан с одной-двух очередей поражать воздушного
противника. Иначе... И то, что сейчас, атакуя учебную цель,
продемонстрировал Иванов, как раз отвечало самым строгим меркам при оценке
подготовки летчика-истребителя. Проверяющий ни на йоту не сомневался:
мишень, обстрелянная старшим лейтенантом, уже при первой атаке получила
достаточное количество пробоин, и, если б это был реальный самолет, он был
бы сбит...
Полковник хорошо знал этого серьезного, среднего роста, широкоплечего,
голубоглазого командира звена истребителей. Знал, что тот не был новичком
в авиации. После службы в артиллерии Иванов в тридцать четвертом окончил
Одесскую военную авиационную школу летчиков. Семь лет прослужил в
легкобомбардировочной и истребительной авиации. Знал, что старший
лейтенант аттестован к выдвижению на должность заместителя командира
эскадрильи и присвоению звания капитана. К таким людям, как он, полковник
внимательно присматривался...
...Вчера они вдвоем на «Ути-4» летали в пилотажную зону. А во время
маршрутного полета снизились над Желквой, местечком, у которого в прошлую
мировую войну легендарный Петр Нестеров впервые в мире воздушным тараном
уничтожил австрийский самолет-разведчик «Альбатрос».
...После разбора учений Иванов поспешил встретить приезжавших последним
автобусом из Дубно жену Веру Владимировну и пятилетнего сына Володьку.
Соскучившийся по отцу сын сразу заговорил о разном. Вера Владимировна,
глядя, как муж серьезно слушает малыша, улыбалась: «Встретились два
Иванова!».
Вскоре к ним на огонек заглянули летчики Толстой и Тщедушный. Хозяйка
дома, где квартировал Иванов, поставила самовар. Угостила клубничными
пирогами. Разговор затянулся за полночь. Проводив друзей, Иван Иванович
постоял на дворе. Дурманяще пахло жасмином. Где-то рядом в кустах выводил
заливистые рулады соловей. Трещали цикады. Над Млиновом повисла тишина...
Знал ли Иван Иванов, сын кузнеца и сам кузнец из подмосковного села Чижово вблизи Щелкова, какая грозная опасность нависла в ночь на 22 июня
1941 года над нашей страной?
Он не мог знать, что немецко-фашистские войска на всей линии
советско-германской границы вышли в исходное положение для вторжения в
пределы нашей Родины. А по полевым кабелям и радио в дивизионные,
корпусные и армейские штабы командующий группой армий «Юг» передал
шифрованный сигнал: «Сказание о героях. Вотан, Некар. 15». Это был приказ,
определявший время начала нападения на Союз Советских Социалистических
Республик
Конечно, Иванов не знал, что «юнкерсы», «хейнкели» и «дорнье» передовых
бомбардировочных эскадр и отряды «мессершмиттов» люфтваффе заранее
вырулены на взлетные полосы приграничных аэродромов. А их экипажи на
картах и фотопланшетах заканчивают уточнение целей для нанесения внезапных бомбоударов. И времени для взлета фашистским пилотам оставалось чуть более
часа. А тысячи танков и артиллерийских орудий, затемно занявших огневые
позиции, изготовились к открытию огня и вторжению в пределы Страны
Советов. Конечно, он не мог предположить в эту воскресную душную ночь, что
фашистские транспортники «Юнкерс-52» начали сбрасывать на парашютах для
диверсионных действий в тылу советских войск переодетых в форму Красной
Армии головорезов особого полка «Бранденбург». И слов Гитлера «Русский
должен умереть, чтобы мы жили!» он никогда не слышал...
В три часа ночи настойчивый стук в окно поднял Иванова с постели.
«Боевая тревога, товарищ командир! Я вам велосипед оставлю!» — выдохнул
посыльный. Фигура красноармейца растаяла в рассветном сумраке.
Летчик быстро оделся. Взял небольшой, заранее уложенный «тревожный»
чемоданчик. Снял с вешалки кожаный реглан. Проснувшейся Вере Владимировне
посоветовал: «Спи, скоро возвращусь. Наверное, полковник перед отъездом в
Москву решил еще раз проверить нашу боеготовность. А впрочем...»
Боясь разбудить хозяев дома, Иван Иванович осторожно через окно вылез
на улицу. На велосипеде быстро домчался к аэродрому, с которого с ревом
взлетело дежурное звено истребителей.
На самолетной стоянке техники и мотористы торопливо сдергивали с кабин
и двигателей «И-шестнадцатых» брезентовые чехлы. Тут же работали
оружейники. Иванов набросил на плечи лямки парашюта. Подбежал командир
эскадрильи Светлов. Обычно неторопливый, сдержанный, капитан, раскрывая
летный планшет, взволнованно сказал: «Война! Фашистские танки и мотопехота
перешли госграницу. Их бомбардировщики, артиллерия наносят удары по нашей
территории».
— Значит, полезли все-таки сволочи! — зло вымолвил Иванов.
— Командир! Самолет к боевому вылету готов, — доложил воентехник
второго ранга Мягков.
Подошли, застегивая карабины парашютов, летчики звена Федор Диев и Иван Сегедин. Капитан Светлов показал точку на карте: «Прикройте подходы к
аэродрому с запада. Дальше Сенкичевки не залетать. Через сорок минут вас
сменит тройка Толстого!».
— По самолетам!
Иванов быстро занял место в истребителе. Щелкнул замок привязных
ремней. Проба работы двигателя... С КП полка в воздух взметнулась пара
зеленых ракет. Сигнал на взлет, Старший лейтенант развел руки в стороны.
Техник выбил из-под колес тормозные колодки. Сигнал ведомым. Полный газ
мотору. Воздушная струя смела с крыльев потеки утренней росы. Короткий
стремительный разбег. Тройка «И-шестнадцатых» пронеслась над крышами Млинова.
Светало. Иванов вывел звено под нижнюю кромку плывущей над аэродромом
облачности. Внизу круто петляла Иква. На западе небосклон был задернут
темной вуалью. Истребители, обогнув Дубно, пронеслись над старинной
крепостью. Мелькнул внизу монастырь с удивительным названием «Честный
край».
В стороне Сокаля виднелись всплески багрового пламени. Густые черные
столбы подсвеченного снизу огнем дыма упирались вершинами в небо. Иванов
переложил истребитель с крыла на крыло: «Будьте внимательны!» -
предупредил он ведомых.
В междуречье Иквы и Стыри «И-16» довернули на Боремель. И тут же из-за
покрытых шапками леса холмов на низкой высоте вырвалась девятка
двухмоторных бомбардировщиков «Хейнкель-111». Закрыв широкими крыльями
шоссейную дорогу, они шли курсом к Млинову. Наверное. Иванов, Диев и
Сегедин представили себе, что произойдет, если фашисты прорвутся к
аэродрому. Звено с переворота рванулось на перехват.
Несколько дней назад в штабе полка летчикам показали рекламный плакат
самолетостроительной фирмы «Хейнкель». Сюжет его поражал циничностью. На
фоне пылающего западноевропейского города разворачивался сыпавший бомбами
«Хейнкель-111». Его пулеметно-пушечные точки извергали огонь. На земле —
перевернутые горящие автомашины и танки... А сейчас перед ними не
плакатные фашисты, а эскадрилья вражеских бомбовозов.
По сигналу Иванова звено устремилось на ведущий бомбардировщик. Теперь
отсчет времени измерялся секундами. Когда «хейнкель» вошел в перекрестие
прицела, старший лейтенант нажал гашетку общего огня. Вслед за ним открыли
огонь Диев и Сегедин. Светящиеся трассы стеганули фашистский флагман.
Дистанция стрельбы была настолько мала, что промахнуться было невозможно.
Вспыхнув, роняя в воздух ленты горящего бензина, бомбовоз тяжело отвалил
от строя, пытаясь лечь на обратный курс. И тут же, круто накренив острый
остекленный нос, рухнул на землю. А тройка истребителей, проскочив сквозь
пулеметно-пушечный огонь «хейнкелей», вошла в боевой разворот.
Стремительно бежит вниз горизонт. Иванов с ведомыми устремляется в
атаку на встречных курсах. Ближе, все ближе крестастые машины. Пора!
Истребители открывают шквальный огонь. Едва не столкнувшись с фашистскими
машинами, «И-шестнадцатые» ныряют под их строй. Еще одна атака! Боевой
порядок «хейнкелей» разорван. Их пилоты, прижимаясь к холмам, стали
отворачивать на курс к границе. Одна двухмоторная машина сильно дымит.
Изредка над ней вскидываются языки пламени. Но тут Диев и Сегедин
одновременно просигналили, что у них на исходе горючее. Иванов понимал
это. Ведь время нахождения в воздухе его звена истекло. Да и в патронных
лентах боеприпасов значительно поубавилось. Но главное сделано. Враг не
прорвался к полковому аэродрому. И он сигналом разрешил ведомым идти на
посадку. Два истребителя со снижением отвалили в сторону. А командир
звена, хотя и знал, что у его «И-16» остались считанные килограммы
горючего, заложил крутой вираж над местом воздушного боя. И тут его цепкий
взгляд обнаружил маневрирующий в складках местности, крадущийся на малой
высоте к аэродрому «Хейнкель-111». Бомбардировщиком, видимо, управлял
опытный пилот. Иванов кинул истребитель к раскрашенной пестрым камуфляжем
вражеской машине. Ее стрелки и штурман открыли встречный огонь. Маневр.
«И-16» повис сзади бомбовоза, сближаясь с задней полусферой. Простучали
только две короткие очереди. Бортовое оружие истребителя смолкло.
Кончились боеприпасы. А «хейнкель» стал на курс к Млинову, за которым
виднелся полковой аэродром. И, наверное, Иванов в эти напряженные,
драматические мгновения своей жизни мог представить себе, как медленно
раскрываются створки бомболюков «хейнкеля». Как вражеский штурман,
приникнув к тубусу прицела, наводит загруженную бомбами машину на цель. А
он, оказавшись безоружным, не может помешать фашистам сделать их черное
дело. Не может? «А воздушный таран?».
Он хорошо знал — этот прием боя не кратковременная вспышка ненависти к
врагу, не отчаяние и не безрассудство, тем более не желание показать себя.
И в данных обстоятельствах таран не может быть случайным столкновением с
противником в воздушном бою. Иванов знал, что этот прием впитал в себя
опыт русских и советских летчиков, их огромное чувство долга перед страной
и народом, помноженные на выверенные до сантиметра действия летчика.
...Осыпаемый градом снарядов и пуль, истребитель неотвратимо сближался
с бомбовозом. Мгновение. Винт «И-16», словно острый меч, ударил хвостовое
оперение фашистской машины.
Клюнув носом, «хейнкель» завалился на крыло. Осатанело ревели его
моторы. Выправился. И тут же опрокинулся на спину. Удар! К небу взметнулся
фейерверк огня и дыма.
Люди видели, как после таранного удара «И-16» с креном повело в
сторону. Что-то темное отлетело от краснозвездного ястребка. Но летчик
упорно тянул его к аэродрому. А высота катастрофически падала. Иванов уже
не мог воспользоваться спасательным парашютом, да и не делал к этому
попыток. Хотел уберечь боевую машину. Вдруг истребитель стал раскачиваться
в воздухе, и тут его стремительно, почти отвесно потянуло к земле...
Когда однополчане подъехали к упавшему самолету, то стрелки
остановившихся бортовых часов «И-16» показывали время 4 часа 25 минут
утра.
* * *
При жизни Иван Иванов любил петь. Теперь народ слагает о нем песни и
стихи. Ставит памятники. Называет его именем школы, улицы, пионерские
дружины. 2 августа 1941 года вышел Указ Президиума Верховного Совета Союза
ССР о присвоении Иванову И. И. звания Героя Советского Союза. Он страстно
любил небо и свою семью. В жизни был мягок и добр. Хотя суровая, нелегкая
профессия военного летчика, казалось, требовала обратного. Любил сажать
деревья и выращивать цветы. Всей душой ненавидел фашизм. Незадолго до
начала войны Иванов сказал своим товарищам по оружию: «Мы летаем в небе
Нестерова. Если будет трудно, буду драться, как он. Не посрамлю славу
русской авиации...»
Рассвет 22 июня 1941 года застал Ивана Ивановича Иванова невдалеке от
места, где 26 августа 1914 года в 12 часов 05 минут русский пилот Петр
Нестеров совершил первый в мире воздушный таран. Через 27 лет этот
страшный для врага прием боя в начале Великой Отечественной войны
применили тринадцать летчиков Страны Советов. И одним из первых среди них
был наш земляк Иван Иванович Иванов...
|
